Новости сельского хозяйства Кыргызстана

«Нож» опубликовал отрывок из книги "Воспитание дикости: Как животные создают свою культуру, растят потомство, учат и учатся" зоолога Карла Сафина. Автор рассказывает о том, каким образом кашалоты, попугаи ара и шимпанзе осознают себя частью сообщества, которое живет особым укладом и имеет свои традиции. Публикуем фрагмент из главы, посвященной тому, как в группах шимпанзе удерживается мир вопреки внутреннему давлению.
Бен, император Вайбира, шимпанзе с чрезвычайно веснушчатым лицом, обставляет свое появление весьма эффектно — швыряясь предметами и с шумом волоча по опавшей листве сухие древесные сучья. Не заметить его никак нельзя, как он небезосновательно считает. Бен "вступил в должность" альфы в прошлом году, хотя при его молодости это довольно необычно; Бену не было еще и 30 лет, когда он попытался обскакать нескольких соискателей постарше.
"Я не ожидала, что у него получится, — делится со мной Кэт. — Но он добился своего, и довольно рано".
Меня интересует то, что на первый взгляд кажется парадоксальным: каким образом культура шимпанзе помогает им осознавать себя как группу и сохранять единство сообщества вопреки внутреннему давлению, которое создают неуемные притязания самцов? Казалось бы, члены группы могли бы просто разойтись — самоустраниться во избежание постоянных угроз и вероятного насилия. Их чрезвычайно беспокойная жизнь пронизана бесконечными интригами самцов, вступающих в заговоры со стратегическими союзниками ради захвата более высокого ранга и поддержания своего доминирования. Такая система, напоминающая готовую в любой момент взорваться скороварку, неизбежно содержит в себе семена собственного распада из-за постоянного трения внутренних группировок.
Бен, император Вайбира, шимпанзе с чрезвычайно веснушчатым лицом, обставляет свое появление весьма эффектно — швыряясь предметами и с шумом волоча по опавшей листве сухие древесные сучья. Не заметить его никак нельзя, как он небезосновательно считает. Бен "вступил в должность" альфы в прошлом году, хотя при его молодости это довольно необычно; Бену не было еще и 30 лет, когда он попытался обскакать нескольких соискателей постарше. "Я не ожидала, что у него получится, — делится со мной Кэт. — Но он добился своего, и довольно рано". Меня интересует то, что на первый взгляд кажется парадоксальным: каким образом культура шимпанзе помогает им осознавать себя как группу и сохранять единство сообщества вопреки внутреннему давлению, которое создают неуемные притязания самцов? Казалось бы, члены группы могли бы просто разойтись — самоустраниться во избежание постоянных угроз и вероятного насилия. Их чрезвычайно беспокойная жизнь пронизана бесконечными интригами самцов, вступающих в заговоры со стратегическими союзниками ради захвата более высокого ранга и поддержания своего доминирования. Такая система, напоминающая готовую в любой момент взорваться скороварку, неизбежно содержит в себе семена собственного распада из-за постоянного трения внутренних группировок.
Однако что-то продолжает поддерживать и эту систему, и единство группы. Видимо, как и у людей в далеко не идеальных социальных условиях, у шимпанзе тоже есть некие преимущества в том, чтобы держаться вместе.
И мне особенно хотелось бы понять культурные механизмы, которые позволяют им усмирять конфликты, устранять или хотя бы ослаблять внутригрупповые противоречия и тем самым поддерживать пусть напряженный, но все-таки сносный мир.
Бен сотрясает молодые деревца, кричит, колотит по могучим корням больших деревьев. Те, кто занимает верхушку иерархии, редко чувствуют себя в безопасности. Им приходится вновь и вновь утверждать свой статус шумом и прочими демонстрациями силы, потому что сила — это, по сути, главное, чего они добились. Но среди шимпанзе всегда с избытком конкурирующей силы. И готовности ее применить. Плюс стремление к доминированию. И плюс ко всему этому — стратегия.
"Самцы, полагающиеся только на силу, — говорит мне Кэт, — которые обзаводятся привычкой проявлять агрессию из-за любой мелочи или затевать драки чаще, чем это необходимо, не поднимаются высоко или не удерживаются на вершине надолго. Большинство стараются соблюдать равновесие. А порой среди них находятся и весьма одаренные стратеги". Добиваться цели можно разными способами, объясняет она. Вот, например, Зефа был вторым по уровню доминирования при двух альфах. "Хорошая стратегия: оставаться на втором месте и пользоваться всеми благами доминанта, не подвергаясь постоянному стрессу, связанному с захватом и удержанием верхней позиции. Зефу это устраивало".
Ранг Бена требует, чтобы все остальные признавали его верховенство особым приветственным "пыхтением-ворчанием ". Это нечто вроде почтительного "Здравствуйте, сэр", которым встречают высшее начальство.
Но Альф сегодня не стал приветствовать Бена. И, что еще удивительнее, ему это сошло с рук.
"Похоже, Бен немного потерял в статусе, хотя свой ранг по-прежнему удерживает, — как опытный наблюдатель, Кэт тут же улавливает все тонкости политических веяний. — Ему не выказывают должного уважения. А он, вероятно, решил не обострять соперничество, в котором может проиграть. С другой стороны, хотя Альф проявил некоторое пренебрежение к вожаку, вызова в его поведении нет".
Иерархия — основная забота в жизни самца шимпанзе. Для них, как и для нас, стремление к статусу — движущий импульс, а доминирование — само по себе награда. В сражении союзники прикрывают друг друга. Если привлечение союзников кладет конец схватке, то не потому, что они выступают в роли миротворцев, а потому, что их сторона побеждает.
Повышение ранга самца в иерархии сообщества влечет за собой ожидаемый риск. Допустим, вы были союзниками с одним из высокоранговых самцов на протяжении пяти лет, и допустим, вы поменяли сторонников ради возможности перешагнуть через его голову. Если вы принимаете такое решение, то вы подвергаете свою жизнь угрозе со стороны того, с кем были близки целых пять лет.
"В этом всегда много тонких политических расчетов, — объясняет Кэт. — Кого с кем видели, кто где сидит, кто встает и за кем уходит… и так далее. Знаешь, вроде как у людей — кто с кем обедает". По таким вот мелочам внимательный наблюдатель вроде Кэт замечает нарастающие напряжения задолго до того, как внезапная агрессия приводит к смене власти.
А вот еще одна причина, почему Бен решил не связываться с Альфом: он может неважно себя чувствовать. Последнее время в сообществе бродит серьезная простуда с кашлем. Переболели почти все шимпанзе; двух из них с некоторых пор больше не видели. Возможно, сегодня просто ни у кого нет настроения бороться за статус.
Из густого кустарника появляется шимпанзе с черным лицом и порванным ухом. Это Лотти, одна из постоянных членов группы. Ей тридцать с небольшим, и у нее есть шестилетняя дочь. Лотти покорно ворчит, выражая почтение высокому статусу Бена, садится рядом с ним и начинает перебирать его шерсть.
Похоже, Лотти и Бен полностью поглощены друг другом. Пока вдруг… Они замирают, внимательно прислушиваются. Кого мы слышим — друзей или кого-то из соседнего сообщества? Шимпанзе все время отслеживают, кто где, кто чем занят, с чем придется столкнуться. И им всегда хочется знать: что происходит в их сообществе?
Они снимаются с места. Мы идем следом. Они шагают, опираясь на всю ступню, совсем как мы, и на костяшки рук — не так, как мы. Они не пользуются тропами, и нам, прямоходящим, приходится с трудом продираться за ними сквозь кусты. Мы движемся вереницей, я — последний, сразу за Кэт.
Огромный фикус возвышается над соседними деревьями, раскинув поверх них широкую крону. Длинные черные руки ветвей возносятся высоко в нежную синеву утреннего неба над землей шимпанзе.
Дерево такое массивное, что его ствол с могучими досковидными корнями слишком толст, чтобы по нему можно было взобраться. Поэтому Альф лезет на одно из соседних деревьев поменьше — с той же легкостью, с какой мы поднимаемся по лестнице, практически шагая по стволу. Большой палец стопы у шимпанзе противопоставлен остальным так же, как большой палец кисти, так что у них фактически четыре руки — очень удобно для лазания по деревьям. Короткие толстые ноги уверенно упираются в ствол, движения длинных рук легки и точны, как в балете. Вот Альф уже подтягивается, перебирается на раскидистые ветви фикуса и продолжает лезть дальше — на самый верх, где больше всего плодов.
Шай тоже начинает восхождение; учитывая, что на животе у нее висит детеныш, ее сила производит еще большее впечатление. Шай останавливается и вытягивает руку. Этот ее жест адресован детенышу и означает, что он должен перебраться по материнской руке на главный ствол. Детеныш хватается за тонкую лиану, притягивает к себе и берет ее кончик в рот, руками перехватываясь за ту ее часть, что посущественнее; он явно понимает, что делать, чтобы не упасть. Повисая на одной руке, он враскачку перескакивает на лиану, а потом, набрав инерцию, устремляется к ветке, которую наметил себе в качестве опоры. Этот полугодовалый пушистый комочек демонстрирует, что лазать он умеет превосходно: повисая то на одной, то на другой руке, он пробирается сквозь крону, даже не касаясь ветвей ногами. Занятие ему явно по вкусу. Мать внимательно наблюдает за ним, но, похоже, вполне уверена в малыше.
Там, наверху, шимпанзе выглядят как небожители. Они качаются, они парят, они словно плавают среди листвы. Даже просто быть здесь, наблюдать за ними — непередаваемое переживание. Смотреть, с какой ловкостью они лазят по деревьям. Даже матери с детенышами. Слышать, с каким громким хрустом они бороздят крону. Мы слушаем, как они едят. Уже достаточно светло, чтобы видеть, как шимпанзе делят это дерево с полудюжиной других обезьян и восемью серощекими калао, которые с карканьем проносятся на своих широких свистящих крыльях сквозь крону фикуса. Это могучий, укорененный в земле организм растит на себе не только фиги; он растит на себе и всех этих животных, которые снуют сейчас среди его ветвей. Визг, свист, уханье… Если вы думаете, что деревья не умеют говорить, то вы, конечно, отчасти правы. Все разговоры деревья перепоручают животным, которых они кормят.
Чтобы вот так лазить и раскачиваться, тянуться, срывать и жевать, шимпанзе никак не обойтись без своей четырехрукой сноровки. Однако я замечаю, что среди занявших крону шимпанзе есть несколько увечных — лишенных кисти или стопы. По словам Кэт, на каждых четырех здешних шимпанзе приходится трое, так или иначе пострадавших от силков. У многих это просто шрамы или ограниченная подвижность кисти. Но у других не хватает пальцев на руках или ногах. А бывает и хуже. Тридцатилетняя Джинджа лишилась правой кисти; десятилетняя Андруа — левой; у Филипо нет стопы.
Когда петля ловушки захлестывает кисть или стопу шимпанзе, он тут же принимается тянуть и дергать ее изо всей своей колоссальной силы. Из-за этого петля (чаще всего сделанная из велосипедного тормозного троса) врезается глубоко в кожу. Охваченный паникой шимпанзе кричит и вертится на месте, пытаясь высвободиться. В конце концов трос не выдерживает и лопается, выпуская покалеченного шимпанзе. С этого момента у него начинаются проблемы. Некоторые обезьяны погибают от заражения в течение недели. Другие выживают, но остаются калеками. Тату, имя которой означает "три", пробирается среди ветвей заметно осторожнее остальных. Левая нога у нее заканчивается чуть ниже колена.
"Просто сердце разрывается, — говорит Кэт, — когда видишь, как они общаются, жестикулируя руками, на которых не хватает пальцев".
Можно подумать, что для шимпанзе лишиться руки или ноги — верная смерть. Но потом видишь, как они, эти калеки, невзирая на все увечья, стойко карабкаются по деревьям, иногда даже с детенышем на спине, и продолжают жить — вопреки тому, что мы с ними делаем. "Здесь мы предстаем в нашем худшем проявлении, — говорит Кэт. — А они — в своем лучшем".

Источник: knews.kg